Во всём виноваты «Битлз» - Страница 22

Выпили за майора, вкусили «с пайка». Командир спрашивает:

— Ну, как вам наша жратва? У нас так каждый солдат питается.

Мы, конечно, одобрили. Командир осмотрелся победоносно, но, видимо, в глазах Директора, вкушавшего в это время твердый немецкий сервелат, увидел лёгкое недоверие.

— Что, не верите?! Лёнь, — говорит майору, — приведи какого-нибудь.

Через пять минут майор привёл низкорослого испуганного солдата. Командир уже успел поднять тосты за Джорджа Вашингтона, Джорджа Харрисона и Боя Джорджа и не совсем понял, зачем ему этот воин, но на всякий случай сказал:

— Что, попался?!

Было очень жаль ни в чём не повинного рядового, и мы со всех сторон начали кричать, что очень верим в роскошное разнообразие солдатского меню.

— А-а, точно, вспомнил, — вскричал командир, — тут вот некоторые не верят, что ты каждый день всё это ешь. Ведь ешь ведь? Ведь да?

Солдатик, пожиравший глазами жареную курицу, проглотил слюну и равнодушно ответил:

— Так точно, товарищ полковник.

Товарищ полковник торжествующе посмотрел почему-то на майора и указал солдату на свободный стул:

— Вижу, любишь своего командира, садись вот, поешь, только смотри у меня, морда, не пей!

Потом налил себе рюмку, махнул рукой:

— Да ладно, пей!

Чуть попозже сослуживцы увели командира к жене, а мы с Директором не покладая ног забились в огненном «Чардаше».

Чем дальше мы забирались в глубь Германии, тем теплее и радушнее был приём. Почти каждый послеконцертный ужин превращался в настоящий банкет. Конечно, приезд группы вносил свежую струю в скучноватую всё-таки повседневность военных городков, и все получали обоюдное удовольствие от вечернего общения.

Причём на каждом банкете обязательно задавался вопрос: «А где вы вчера выступали? Ах, у сапёров, ну и как вас принимали-кормили?»

Мы сначала-то благодарили и говорили, что очень всё было хорошо, но, видя искреннее разочарование добрых офицеров, стали отвечать так: «Ну, вчера, честно говоря, было так себе, зато сегодня просто потрясающе».

И чем меньше мы восторгались предыдущей частью, тем большее удовольствие читалось на открытых мужественных лицах наших теперешних хозяев.

Роль гостя вообще довольно трудна, а особенно у военных: попробуй-ка объясни, что ты с ног падаешь от усталости и мечтаешь только до койки добраться, и это людям, которые аж неделю готовились к встрече. Поначалу мы стойко выдерживали тосты, не отличающиеся разнообразием («За «Машину времени», на которой мы все росли»), но после того, как однажды поднялся уже крепко поддавший седой пятидесятилетний полковник, провозгласивший: «За «Машину времени» под которую я с детства развивался и взрослел», — было решено изменить регламент.

В последующие вечера первым вставал Андрей, коротко упоминавший о том, что все присутствующие родились и, видимо, умрут под «Машину времени», затем благодарил хозяев, которые угощали нас значительно лучше, чем в предыдущем месте. Этим он совершенно выбивал почву из-под последующих тостов. Пить обычно бывало уже не за что, и мы скромно ужинали и валились спать.

Конечно, каждый офицер гордился и хвалил именно то подразделение, где он сейчас служит. Нам везде показывали всякие достопримечательности. В лётном полку показали дом, где до и во время войны жил Геринг. Из подвала этого дома, оказывается, шел подземный ход аж до Берлина (то есть километров двести). На следующий день в танковой дивизии словоохотливый лейтенант, указывая на небольшое аккуратное озерцо, поведал, что через сложнейшую инженерную систему подземных озёр фашистская подводная лодка, не всплывая на поверхность, могла дойти прямо до Рейхстага.

У ракетчиков показали дыру в земле, откуда начиналось подземное шоссе с четырехрядным движением до Берлина, а от сапёров до Берлина можно было доехать подземным поездом.

В любой части можно было смело обратиться к первому встречному с вопросом, как раньше можно было скрытно добраться до Берлина, и тебя тут же вели показывать.

Я только диву давался от хитрости и изобретательности фашистских инженеров. И всё ведь это было построено для того, чтобы немецкая верхушка могла в последний момент свалить из осаждённого города — кто на поезде, кто на четырёх машинах в ряд, а кто и на подводной лодке.

Вот только как это они не предусмотрели, наверное, Штирлиц поработал, ведь выходы-то из всех этих подземно-подводных туннелей оказались прямо посередине различных советских воинских частей.

Наконец наступило 3 октября — день воссоединения. Уже с утра за пределами военного городка раздавались выстрелы петард и слышалась музыка духовых оркестров.

Караулы в наших частях были удвоены, а выход в город категорически запрещён: боялись провокаций.

Нам тоже не рекомендовали шляться среди немцев, занятых воссоединением. Но как упустить такое событие?

Поближе к вечеру, изнурённые ощущением своей непричастности к этому празднику жизни, мы втроем решили всё-таки прогуляться. Двое молодых офицеров, Володя и Слава, взялись нас сопровождать.

Собирались очень ответственно, как разведчики на задание. Скрупулезно проверялись одежда и обувь: не выдадут ли наше советские происхождение. Слава и Володя, одетые, естественно, в гражданское, профессионально порекомендовали сдать Директору ордена и документы, что и было сделано.

Теперь наша группа имела совершенно заграничный вид, правда, некоторое опасение внушали одинаковые короткие причёски офицеров, но Слава сказал, что это не страшно, т. к. в Германии тоже дураков полно.