Во всём виноваты «Битлз» - Страница 76

Как ни странно, первые шаги по публичному признанию джинсов выходной одеждой сделал комсомол. Комсомольские деятели средней руки стали появляться на молодёжных мероприятиях в джинсах и… пиджаках с галстуками. Таким образом, верх функционера с непременной кожаной папочкой олицетворял официальность мероприятия, а низ — крайний демократизм и близость к народу.

Жаль, что об этом не знали Роллинги — Джаггер и Ричард, через несколько лет наповал убившие публику, появившись на светском приёме в джинсах и гражданских пиджаках.

Правда, надеть ещё и галстуки им на ум не пришло.

...

Цитата из БСЭ: «Международный день защиты детей (1 июня) — день мобилизации межд. общественного мнения па борьбу и защиту детей от угрозы войны, за сохранение здоровья детей, за осуществление их воспитания и образования…

Установлен в 1949 г. Проводится с 1950…»

Когда 2-й Московский конгресс Международной федерации женщин в нечеловеческих муках родил этот праздник, предполагалось, что всё последующее время уж кто-кто, а советские дети будут надёжно защищены и всяко-разно обеспечены. Но провидению в лице определённых структур было угодно, чтобы тысячи детей, родившихся именно в год первого проведения Дня их защиты, через двадцать лет возненавидели эту дату, перевернувшую и исковеркавшую их молодые жизни.

30 мая 1971 года на Психодром, где вечерами на скамейках собиралась джинсовая молодёжь, негромко пела под гитару битловские песни и обменивалась новостями, пришли два молодых человека. Их внешность и манеры разительно отличались от хипповых образцов. Больше того, почти одинаковые стереотипные костюмы и причёски навевали подозрения… да нет, не вызывали сомнений в их причастности к Конторе. К вящему ужасу в общем-то совершенно безобидных «детей цветов», молодцы предъявили удостоверения сотрудников КГБ и завели с обалдевшими хиппи специальные разговоры. Содержание беседы было такое: «…вот, мол, вы наверняка все хорошие ребята, настроены за мир против войн, жалко, правда, что не комсомольцы, но это дело поправимое. Короче, вместо того чтобы коптить небо и нервировать и так загруженные по самые уши органы, почему бы не принести ощутимую политическую пользу и не продемонстрировать своё отношение к грязной войне, развязанной американцами во Вьетнаме. В общем, послезавтра, в День защиты детей, все дружно с плакатами и убеждениями собираемся здесь и на Пушкинской в двенадцать. И вперёд к американскому посольству — гнезду и рассаднику сами знаете чего. Автобусы предоставим!»

Постоянные посетители Психодрома, неоднократно уже битые дружинниками и стриженные оперотрядами, впервые видя такую открытость и благожелательность, в себя не могли прийти от радости. Неужели государство наконец перестало видеть в них скрытых врагов и тунеядцев и, наоборот, разглядело здоровые молодые силы, способные содействовать мирным инициативам? И все сразу бросились звонить друзьям и знакомым. Благородный порыв не смогли омрачить даже несколько матёрых комсомольцев, побывавших на следующий день в местах скопления молодёжи. Комсомольцы, видимо, владели какой-то секретной информацией, потому что в один голос отговаривали «системных» выходить первого числа на демонстрацию.

— Мудаки, всех повяжут, мы точно знаем! — у них, похоже, проснулось нечто вроде совести.

Но, как в известной истории про мальчика, который после неоднократных лживых призывов «волки, волки!» попытался поднять настоящую тревогу, комсомольцам никто не поверил. А зря!

1 июня в садике собрались около полутысячи противников войны. Над толпой возвышалось несколько самодеятельных плакатов с «куриной лапкой» — пацифистской эмблемой и пара надписей на английском, утверждавших приоритет любви перед войной. Настроение у всех было праздничное, как у мирной демонстрации под предводительством попа Гапона в 1905-м. Наконец распахнулись никогда не открывавшиеся ранее двое чугунных ворот — это въехали обещанные автобусы. Ворота закрылись, но закрылись и обе калитки, выходившие на Манежную площадь. Народ под присмотром плечистых комсомольских ребят стал организованно садиться в автобусы. У нескольких автобусов возникли заминки: человек десять студентов юрфака МГУ, пришедших сдавать зачёты и приостановившихся покурить и посмотреть, что происходит, почему-то никак не соглашались садиться в предоставленный транспорт. Разными способами их убедили. Одним из этих убеждённых студентов был я.

То же самое происходило на Пушкинской площади и на Маяке — площади Маяковского.

Далеко автобусы не поехали, распределив «пассажиров» в штаб оперотряда «Берёзка» на площади Свободы (!) и по обезьянникам ближайших отделений милиции. Там их уже ждали как участников самой массовой за всю московскую историю антисоветской демонстрации.

Милицейские допросы шли весь день и всю ночь. Особенно возились с теми, у кого были с собой документы. Чем больше справок с места работы, комсомольских билетов, паспортов люди с собой в этот раз прихватили, тем дольше их держали и подробнее допрашивали. Тема была такая: хорошо же ты, гад, замаскировался!

В руке я держал портфель, половина которого была занята разными документами. Кроме перечисленных там находились: зачётка, студбилет, членбилет стройотряда, удостоверение донора, проездной и ещё какие-то — уж не упомню — справки. А одет и причёсан я был скромнее рядового провинциального комсомольца, мечтающего пролезть в бюро. Каждый элемент моего имиджа и экипировки только что не кричал: я свой, позитивный, надёжный, советский! Это-то и было самым подозрительным.