К появлению в стране любительских групп отечественная промышленность, как всегда, оказалась не готова. Не было буквально ничего — ни инструментов, ни аппаратуры. Любителям приходилось изыскивать внутренние резервы.
Модельный ряд производимых тогда заводами усилителей был представлен всего двумя чудовищными порождениями электронной мысли: УМ-50 и ТУ-100 — соответственно усилитель мощности пятидесятиваттный и стоваттный. Предназначенные для сельских клубов, они подключались к «колокольчику», висящему на столбе. Ни о каких таких частотах или тонкой коррекции звука и речи не было. На передней панели кроме тумблера включения присутствовала всего пара ручек. Если звук оказывался плохой, то при помощи этих ручек с некоторым трудом можно было добиться звука ужасного.
Тем не менее долгое время качество ансамбля определялось количеством имевшихся у него на вооружении усилителей.
Говорили так:
— Вот завтра «Миражи» играют, идёшь?
— А сколько у них уэмов? Пять?! Ну нормально, пойдём!
Максимальная мощность динамиков, продававшихся тогда в радиомагазинах, не превышала четырёх ватт — для того, чтобы хоть как-то загрузить всё тот же УМ-50, их требовалось не меньше двенадцати — четырнадцати штук. Колонки делались самими музыкантами и любой старый рокер до сих пор с ужасом вспоминает процесс прорезывания в пятнадцатимиллиметровой авиационной фанере четырнадцати круглых отверстий величиной с чайное блюдце.
Гораздо проще было решить вопрос с басовой колонкой. Для баса отлично подходили большие динамики А-32, использовавшиеся в кинотеатрах. Нередки стали случаи ночного проникновения в кинозалы с последующим вырыванием из стен искомых динамиков. Но такая практика была скорее исключением, чем правилом. Большинство законопослушных любителей старались всё-таки договориться с киномехаником.
Зрители недоумевали, почему звук в кино стал значительно тише, — раздобревшие кинщики лениво ссылались на новый ГОСТ.
Сейчас уже невозможно установить, кому пришла в голову мысль производить совершенно непригодную для своего прямого назначения вещь — четырнадцатирублёвую подставку для вывешивания ученических схем и карт, но этому гениальному человеку отечественная рок-музыка обязана почти так же, как и родоначальникам жанра — Битлам.
Подставки эти продавались в специальных скучных магазинах «Учколлектор». Продавались вместе с досками, мелом, партами, тетрадками и т. д. Но повезло только подставкам: небольшое усилие — изгиб, — и в умелых самодеятельных руках получалась приличная стойка для микрофона. «Учколлекторы» переживали небывалый бум. Магазины перевыполняли план по подставкам, и производители, не задумываясь, увеличили производство этих незамысловатых устройств в несколько раз. Предложение уже значительно превысило спрос, количество подставок перевалило за всё мыслимое количество карт и схем, зато сотни групп при помощи синей изоляции уже аккуратно развесили на них ортодоксальные трамвайно-троллейбусные микрофоны МД-44 (типа следующая остановка — «Никитские ворота»).
Микрофоны эти выдавали такой скрипучий характерный звук, что только после 1989 года ведущие мировые фирмы, специализирующиеся на космических музыкальных нюансах, смогли добиться похожего качества всего по семьсот долларов за отдельно взятый блок эффектов.
Но это были МД-44! А вот более, казалось бы, подходящая для сцены модель МД-48 даже такого специфического звука издать не могла: просто выдавала ровный ватный первомайский звук на всём частотном диапазоне. Иностранные производители эффектов, пытаясь скопировать частоты МД-48, хватались за голову, пока окончательно не сели в лужу. Зато у нас музыкантская творческая мысль на месте не стояла. В те годы в большом ходу у населения, почувствовавшего вкус к западной эстраде, была дешёвая магнитофонная приставка (56 рублей). Она представляла собой только механическую часть — моторчик и лентопротяжный механизм, подключалась для звука к какому-нибудь приёмнику или проигрывателю и получался полноценный магнитофон. Называлась приставка очень забористо и по-музыкальному — «Нота».
Так вот, с появлением на прилавках этой приставки групповики моментально приспособили её под голосовой спецэффект. Для этого достаточно было впаять в «Ноту» дополнительную головку, добавить пару проводов, переклеить в другом порядке пластмассовые буковки названия, и получался совершенно замечательный, почти фирменный ревербератор «Нато».
После произнесения в микрофон сакраментального «РАЗ», «Нато» на выходе послушно давал ласкающее слух затухающее «РАЗ, РАЗ, РАЗ, РАЗ…»
Более мирного применения для реакционного блока НАТО и придумать было нельзя.
Барабаны в те времена музыканты своими руками делать ещё не умели, поэтому при удачном стечении обстоятельств пользовались отечественными ударными установками. Производили их только в одном месте — на Рижском заводе имени Энгельса. Злые языки утверждали, что ранее это предприятие производило кастрюли и кровати. Поиграв на «Энгельсе» пять минут, с таким утверждением приходилось согласиться. На барабанах была натянута кожа неизвестного происхождения, реагирующая на влажную погоду полным обвисанием, и те же злые языки муссировали историю о том, как однажды на одном из барабанов была замечена татуировка в виде якоря и надпись «Не забуду мать родную и отца-духарика!».
Сказать по правде, в витрине главного музыкального магазина Москвы на углу Неглинной и Кузнецкого моста (на Уголке) ещё с конца 60-х годов лет восемь подряд красовалась непонятно как туда попавшая английская ударная установка фирмы «Премьер». Время от времени начинающие барабанщики приезжали на Неглинку полюбоваться на это сверкающее чудо, но и только. Стоило оно совсем запредельных денег — 1150 рублей и было по карману разве что какой богатой организации. А ведь известно: чем богаче организация, тем меньше она испытывает жгучую потребность в приобретении английской установки «Премьер», — вот и пылились барабанчики года до семьдесят шестого, когда магазин наконец ограбили. Вместе с тридцатирублёвыми гитарами пропал и «Премьер».