Несмело начали подтягиваться первые родители. Четверо активных пап ухватили большой фрагмент хоккейного борта и при помощи трёх пиратов. Зайца и почти двухметрового Мальчика-с-пальчика взгромоздили на Кита. Китовая верхняя часть прогнулась (Володька еле успел выскочить) и образовала устойчивую плоскость, на которую деревянный бортовой щит встал как вкопанный.
Взрослые зрители, не чинясь, выставляли на этот импровизированный стол термосы и бутылки и раскладывали принесённую из дома снедь. А счастливые дети таскали за бутафорские пейсы Деда Мороза и гурьбой гонялись за раскрасневшейся от водки Снегурочкой, которая совершенно забыла, что она совсем не внучка Дедушки Мороза, а хмурый нижний акробат Сергей Рогов, серебряный лауреат циркового конкурса в Париже.
Никогда ещё искусство в ТАКОЙ степени не принадлежало народу, и, когда дурной голос из-под потолка вдруг снова заорал: «А ну-ка, ёлочка, зажгись!» — никто и ухом не повёл.
Домой я попал только к вечеру. Обутым в лапти. С переодетыми из овощей в очаровательных девушек Ленкой и Наташкой, но без коньяка, про который забыл. Да и чёрт с ним — холодильник был забит под завязку ещё тридцатого числа.
Настоящая новогодняя ночь ещё только начиналась.
Если вам довелось наблюдать успешный бизнес, значит, кто-то когда-то принял смелое решение.
Питер Драккер
Обслуживание и питание в советских ресторанах в самом конце семидесятых годов не отличались большим разнообразием. Омары в шампанском и соте из соловьиных язычков ещё не подавали. Все изыски, на которые могли рассчитывать трудящиеся, — это котлеты по-киевски, цыплятки табака или уж совсем запредельное блюдо осетрина по-московски.
Хамство повсюду также процветало примерно одинаковое, поэтому граждане, собиравшиеся культурно отдохнуть, стали отдавать предпочтение тем заведениям, где пожирание пищи и алкоголя сопровождал более или менее приличный оркестр. Который за отдельные деньги мог бы сыграть если не всё, то почти всё, что может прийти в голову состоятельному клиенту.
В тот день я приехал на работу очень рано — часа в три. Была назначена «репа» (репетиция). Следовало навести блеск на два свежайших шлягера, которые вот уже полгода как беспрерывно заказывали посетители. Мы, конечно, играли, но неуверенно, на слух и, как говорится, на «глухо-немецком» языке. На этот раз руководитель Гриша должен был привезти фирменную запись и слова, списанные с плёнки его другом — хорошим переводчиком. Речь шла о песнях «Una paloma blanca» и «Lady bamp». А то до этого мы пели: «Унапалона бланкат шмар ди комтуре тапа», — что хавалось на ура, но у музыкантов же должна быть хоть какая-то совесть.
Я вышел из левой машины, которую поймал у метро «Тушинская», и поднялся на второй этаж низкого двухэтажного здания, где размещался один из немногих тогда загородных ресторанов — элитный кабак «Старый замок». С гордостью окинув взглядом уютный зал с богатой аппаратурой, я присел за столик к моим друзьям, которые за кофе коротали время в ожидании репетиции. Кто бы мот подумать, что это наш последний день в «Старом замке».
Раньше на первом этаже ресторанного здания была столовка, и окрестные работяги в ватниках и сапогах, распивавшие там портвешок под пельмени, при желании и наличии минимума средств после шести вечера беспрепятственно поднимались наверх и автоматически облекались новым статусом крутых-деловых завсегдатаев почти ночного(!) загородного кабака.
Но так было до нас, и именно такую ситуацию полтора года назад мы и застали, впервые приехав в этот ресторан, чтобы рассмотреть предложение стать штатным ансамблем пока еще не раскрученной, но многообещающей новой точки.
В зале орала блатная магнитофонная музыка, воняло мокрой рабочей одеждой, плохими папиросами, вообще всё было в дыму — не курила только кудлатая собака, лежавшая у порога. Пьяные официанты, по внешнему виду ничем не отличавшиеся от посетителей, разносили некое подобие шашлыков (кухня там считалась кавказской) и танцевали с немногочисленными дамами — если их, конечно, можно было так назвать.
Но само помещение было свеженьким. Грузин-дилетант с труднопроизносимой фамилией, которому полгода назад отец на тридцатилетие подарил этот кабак, по слухам, вложил в ремонт и интерьер пятнадцать штук баксов — тогда они назывались гринами, а пятнадцать — это было много. Я никогда не бывал в грузинских замках, поэтому с большим интересом осматривал уродливую чеканку, мохнатые шкуры, цепи и топоры пожарного вида, которыми был щедро декорирован основной зал. Как бы то ни было, но ресторан находился всего в четырех километрах от МКАД по Волоколамке, имел удобную площадку для автомобилей потенциальных посетителей и крышу местного райпо. А пьяный официант с фингалом Костя поведал, что рядом есть удобная дорога, по которой на обратном пути можно объехать тушинский пост ГАИ, известный на всю Москву своими антиалкогольными зверствами.
Короче, тема была вроде бы стоящая, и после полутораминутного обсуждения мы взялись за дело. За какую-то неделю и три бутылки коньяка хозяина удалось убедить, что перед ним самая лучшая в Европе и широко известная в мире команда по раскрутке новых кабаков. Для этого было устроено несколько встреч и организована серия звонков типа: «А чё, правда, што ли, у вас Вишельский (фамилия руководителя) выступает? Круто!», или: «За сколько недель надо столик заказывать Вишельского послушать?», или: «А пятихатку грин в натуре хватит вдвоём с мочалкой посидеть?».