Пришёл старший. Ещё более квадратный. Я вступил с ним в переговоры:
— Вот мобильник, позвоните Валере, он в курсе. Мы — съёмочная группа самого Капитановского. Нам очень надо!
Старший пожал плечами, набрал — там занято. Ещё раз набрал — то же.
— Эти пусть пройдут, но без камер! — И ушёл.
— Оставьте аппаратуру в машине или в автобусе и идите!
— У нас нет ни машин, ни автобуса! (врём).
— Ваши проблемы!
— Ребят, — это я нашим, — сложите камеры вот на этот столик (там столик стоял). Господин охранник! Вот камеры, одна восемь стоит, другая двенадцать. Мы пошли, а после концерта заберём. Только вы уж смотрите, чтобы чего не вышло. Техника очень дорогая.
— А вы снимать случайно на концерте не собираетесь?
— Мы?! Да у нас уж плёнка вся кончилась. Просто так идём, посмотреть. Да и камеры убраны, вон одна в сумке, другая в куртку завёрнута. А это не вы уронили? — И показал ему зелёный уголок бумажки с Бенджамином Франклином.
Вдоль всего ГУМа со стороны площади тянется нечто вроде сорокасантиметрового парапета. На парапете чугунные столбики с цепями. В тот день за цепями стояли тоже цепью, но редкой, милиционеры. Человек триста. Между ними и ГУМом расхаживали парами английские бибисишные охранники. Лёша с маленькой камерой под мышкой ушёл пробовать поближе к сцене подобраться. Коля с камерой, завёрнутой в куртку, присел на парапет в ногах у ментов. А я метался мимо него вдоль цепей, мечтая хоть что-нибудь снять. Вернулся Лёша с обломками. Его засекли и ударили по аппарату. Камера упала, однако Лёшка успел подставить ногу. Объектив остался цел, но крышка отвалилась. Увидев, что камера на куски, охранники отбирать не стали. Просто ограничились тем, что прогнали. Мы потом починили ($300). Минула уже треть концерта, и тут я увидел, что неподалёку среди других милиционеров стоят два матёрых полковника. В огромных фуражках с высокими и загнутыми, как у немецких офицеров, тульями, при полном параде и т. д. Один из них, блестя глазами, заметно шевелил губами и даже несколько раз попал в такт исполняющейся в этот момент на сцене песне «It's Getting better all the time». Я тут же подскочил к нему:
— Товарищ полковник, вы же русский человек… — сказал и напугался — нос великоват.
— Нет, нет, ни в коем случае!
— Ну пару кадров, а то мы ждали сорок лет, а англичанам на нас плевать с высокой колокольни…
— Давай, только быстро…
Коля мгновенно расчехлил камеру, вскочил на парапет к полканам, а я начал бегать внизу, осуществляя атас. Вот как раз и идут (они буквально обходы делали) не то наши, не то англичане. Одеты одинаково — не разберёшь. Я в ужасе обернулся и увидел, что Коля спокойно снимает, положив объектив одному из полковников на погон. Чуть позже полкаши позвали человек пятнадцать молодых милиционеров, которые, встав полукругом, полностью оградили оператора, по крайней мере от тех секьюрити, кто дежурил у ГУМа. Коля поставил штатив, и через какое-то время его полукамуфляжная одежда так намелькалась всем кому надо, что на него вообще перестали обращать внимание. Но это около полковников.
Где-то за полчаса до конца концерта Николай говорит:
— Макс, ничего с собой поделать не могу. Пойду в народ.
Я, конечно, в истерику. Камера-то арендная. Мало нам одной разбитой?!
— У меня в Питере есть «Опель» в приличном состоянии. ПТС на руках.
— Ну давай!
И Коля кинулся в гущу событий. Никто его и пальцем не тронул. Во-первых, он действительно намелькался среди ментов, а во-вторых, к концу концерта даже официальные люди настолько размякли от полученного кайфа, что, наверное, готовы были разрешить что угодно. Так что грех было не воспользоваться.
P.S. Издательству, которое книгу выпускает, я обещал весь материал в последний раз перечитать и поправить. Что и сделал. Было это в начале июля 2006 года. Когда проверял, то вспомнил, что два года назад — 20 июня 2004-го мне довелось с Полом опять повстречаться. Причём именно в Питере. Там у него был концерт на Дворцовой площади. Мы ему ухитрились кассету с фильмом о его прошлом приезде передать. И произошло такое! Но уж об этом точно надо отдельно писать. Вы уже убедились, что моё слово твёрже алмаза. Давайте ждать следующую книгу.
А премьера нашего фильма «Пол Маккартни. 73 часа в России» прошла в московском Доме кино. Перед фильмом небольшой концерт был: известные московские музыканты распряглись в битловской теме, а зрителей поили портвейном «777» и кормили плавлеными сырками. Как в каком-нибудь подъезде в семидесятые годы. У администрации Дома кино сначала сомнения были. Типа у нас ведь такие люди собираются! Бомонд! А вы с пошлым портвейном.
А бомонд что, не человек?! За милую душу 166 бутылок выхлестал. И триста сырков «Дружба» срубал. Потом все восхищались: двадцать с лишним лет таких премьер не было! Со времён «Москва слезам не верит!». А то: бомонд!
За последние два года «Маккартни» проучаствовал в фестивалях документальных фильмов в Екатеринбурге, Сочи, Питере и Выборге. Получена куча призов и «Серебряный кентавр» за лучшую полнометражную документальную картину. Где бы ни показывали — везде аншлаг. Вот как у нас любят сэра Пола и хорошее кино!
Успех — это не то, чего ты добился для себя самого, а то, что ты сделал для других.