Во всём виноваты «Битлз» - Страница 94

Дэнни Томас

Как-то очень давно 1 января мы сидели с неким Володей внутри кита и пили на гуслях портвейн. Володя время от времени отвлекался, вставал со скамеечки и, вставив в отверстие над нашими головами большой пластмассовый насос, выдувал в окружающее кита пространство несколько литров воды. Потом мы с ним, оскальзываясь, передвигали кита на пару метров и возвращались к основному занятию. Иногда я приподнимался и глядел в смотровую щель на разворачивающееся на льду Дворца спорта новогоднее действо. Ноги в лаптях очень мёрзли.

Прийти 1 января на двенадцати часовую ёлку в Лужниках знакомые девчонки из эстрадного балета уговаривали меня уже несколько лет, и вот, воспользовавшись географической близостью ресторана, где мы тогда праздновали Новый год, я наконец сподобился. И не пожалел: посмотреть было на что!

В полдвенадцатого со служебного входа Ленка провела меня в гримёрную, где переодевались и готовились к выходу по большей части знакомые мне ребята. Ленка целиком была одета морковкой — свободными оставались только конечности, и каждый фужер с шампанским ей приходилось проталкивать в дырку для левой руки. Она его там подхватывала, потом вся Морковка легонько отклонялась назад, и в дырке, как в уличном автомате, показывался совершенно пустой фужер. Остальные овощи, пираты, пионеры и зайцы пили водку без особенных проблем.

Зашёл озабоченный хмурый режиссёр в толстом свитере. Зыркнув из-под кустистых бровей на компанию, он прошёл прямо к большому алюминиевому кофру для концертных костюмов, положенному на бок, на котором был на газетах сервирован новогодний артистический стол. Выпив и закусив чьим-то пирожком, спросил: «Карлсон в порядке?» Заяц в годах вытер рот левым ухом и кивнул в угол: Карлсон с помятыми лопастями сидел там, жевал что-то и был вроде бы в порядке. «А Садко?!» Вместо ответа ему подали стакан. Режиссёр безнадёжно махнул рукой, выпил, обвёл глазами помещение. «А это чей?» — спросил он, заметив мою ладную фигуру среднего роста. «А это наш», — сказали в один голос Ленка, Галька и Наташка — статный грудастый Пионер-кибальчиш. Режиссёр взял меня за рукав и отвёл в сторону.

Я — человек, не склонный к авантюрам, никогда бы не согласился, если бы не два обстоятельства: подавленная бессонной ночью сила воли и бутылка армянского коньяка. Её, кривясь от любви к искусству, режиссёр пообещал мне за сорокаминутное пребывание в роли бородатого, но благородного Садко — купца второй, а чем чёрт не шутит, может, даже и первой гильдии.

Спектакль, как мне объяснили, шёл уже четвёртый Новый год подряд. Сценарий написал автор, «забывший» в прошлом году вернуться из творческой командировки в Румынию. Румыния — это ведь не какая-нибудь там Италия, поэтому представление совсем не сняли, а только вымарали из афиши имя автора. Он, я думаю, в претензии не был.

Суть представления заключалась в том, что труппа, как бы сказали в Америке, хороших парней (овощей, пионеров и т. д.) за каких-то два часа возвращала похищенные плохими ребятами (пиратами и разными плохишами) волшебные спички для зажигания ёлки. Садко с гуслями, в нужный момент вылезающий из пасти кита, был сторонником овощей и пел под гусли былинную балладу, в которой стыдил и обличал оппонентов, убеждая их взяться за ум и устроиться на работу.

Часть действия разворачивалась на сцене, а часть прямо на льду, где вечерами поигрывали на счёт ЦСКА с «Динамо». Было очень холодно, и именно эта версия спектакля особенно ценилась артистами за то, что предусматривала беспрерывные, но безуспешные попытки Бабы-яги опоить хороших парней отравленными зельями. Причём плохие ребята самовольно изменили сценарий и стали для виду как бы пробовать зелье на себе. Простодушные хорошие парни им как бы верили и под протестующие предупреждения сжавшихся от холода немногочисленных детей с трибун всё-таки пили отраву. Спектакль шёл под фонограмму, где музыка и текст были записаны единым блоком, и артистам требовалось незаурядное мастерство, чтобы сценически обосновать пять-шесть лишних подходов к отраве. Под видом зелья пили они, конечно, водку.

Мне выдали весь фраерский купеческий набор, я облачился, тряхнул для пробы золотыми пластмассовыми кудрями, глянул в зеркало: чудо как хорош! — и на секунду позавидовал Морковке, которую для разнообразия собирался после всего забрать домой. Единственным изъяном были лапти. Я, как творческий человек, видел себя в красных сафьяновых сапожках с загнутыми носами. Но уж не до жиру.

Володя, который перебывал на представлениях и пиратом, и Снегурочкой, и вот сейчас «водителем» Кита (деньги всем платили одинаковые), посмотрел в щель и распечатал следующую бутылку: «У тебя ещё минут десять».

Новогодняя кампания считалась у артистов любого профиля единственным серьёзным подспорьем в не шибко богатой гастрольной жизни. Поэтому готовиться и «забивать» себе заранее новогодний график все начинали ещё с октября. Особенно ценились два числа — двадцать восьмое декабря и непосредственно тридцать первое. На двадцать восьмое праздничные вечера обычно назначали крупные богатые организации, а работа в самый Новый год издавна оплачивалась заказчиками по двойному или даже тройному тарифу. Кроме этого, ещё десять-двенадцать первых январских дней можно было проучаствовать в многочисленных детских ёлочных представлениях и побыть буратинами, снеговиками, империалистами и ещё бог знает какими персонажами, рождёнными буйной фантазией авторов с труднопроизносимыми фамилиями.